"Детектив нужно писать весело..."

августа 8, 2009 Автор: Константин Бояндин

Этой осенью Михаилу Михееву исполнилось бы 98.

Дата не круглая, но есть хороший повод вспомнить талантливого писателя, автора знаменитых фантастико-детективных романов «Вирус Б-13» и «Тайна белого пятна», которыми в свое время зачитывалось целое поколение. Тем более что в ноябре в городе пройдет фестиваль фантастики «Белое пятно», который ставит своей задачей привлечь внимание и к фигуре Михеева, и к именам других талантливых сибирских писателей.

Штрихи к портрету

Автор данных строк остался на всю жизнь признателен Михаилу Михееву за то незабываемое волнение, которое было подарено его книгами. «Вирус Б-13» был прочитан ночью на одном дыхании с фонариком под одеялом. Ждать до утра, чтобы узнать, «что там было дальше», просто не было сил. Переживания за героев накладывались на страх, что родители, заслышав шелест страниц, отберут заветное чтиво. Этого, слава Богу, не случилось. С тем же градусом восторга в те же 11—12 лет были прочитаны разве что «Спартак» Джованьолли и «Одиссея капитана Блада» Сабатини... Потом, уже в зрелом возрасте, довелось лично высказать свою благодарность Михаилу Петровичу и получить от него в подарок книгу с подписью, которая бережно хранится до сих пор ...

Сегодня, конечно, история о злодее профессоре Морге — изобретателе страшного вируса, и советском ученом Русакове, спасающем мир, выглядит несколько наивной. Как и история доблестных геологов, занятых поиском урановой руды, из «Тайны белого пятна». Но все это не суть важно. Важно, как лихо умел автор закрутить сюжет! Как волновали и запоминались его герои! Как стремительно втягивал он в действие все новые и новые персонажи! Именно этому искусству он и учил членов своего Клуба любителей фантастики, который долгие годы вел при Союзе писателей. К литераторам он относился очень нежно и человечно, и они платили ему тем же. Многие из них впоследствии стали успешными писателями и до сих пор благодарны Михееву за его школу.

Михеев рассказывал, что придумывать приключения он начал еще ребенком. По вечерам собирал своих сверстников и часами занимал их фантастическими историями — «беспардонной компиляцией из прочитанных книг». Став взрослым, он свои юношеские восторги от знакомства с приключенческими книгами не забыл. Его воображение было заполнено буйными героями и фантастическими сюжетами, которые он и выплеснул на страницы своих приключенческих романов.
У него был свой, достаточно своеобразный подход к фантастике. И со многими положениями его «теории» можно было бы поспорить. Но он никогда не был ортодоксом, умел слушать и слышать. Когда, например, ему отдали на рецензию рукопись фантастической повести Геннадия Прашкевича «Разворованное чудо», он, оценив ее в целом положительно, высказал пожелание автору выбросить оттуда все документы. А это было сердцем книги! Там, например, была собрана невероятная для того времени информация об оплате киллерского труда или о договорах с легионерами. Собирались эти сведения по крупицам, с большим трудом, по иностранным источникам. Ради них, собственно, книга и писалась. Прашкевич перезвонил Михееву, все это доходчиво объяснил. Михеев сказал «хорошо» и свои возражения снял. Книга вышла без купюр и сделала Прашкевичу имя... Работать с ним — это отмечают все, кому это доводилось, — было очень приятно.

Сам Михеев, кстати, писал не только фантастику и остросюжетные повести, но и стихотворные сказки для детей, и путевые очерки... Но читателям (таковы уж законы жанра) он все же больше запомнился как автор остросюжетных произведений. Он любил цитировать Бертольда Брехта, который утверждал, что «детектив нужно писать весело». Он тоже старался работать легко и весело, что, однако, вовсе не отменяло его серьезного и требовательного отношения к писательскому труду.

Об этом — воспоминания Геннадия Прашкевича. Надеемся, они будут вам интересны и добавят существенный штрих к непарадному портрету писателя.

Геннадий Прашкевич «Из записных книжек»

Вечером 16 января 1987 года Михаил Петрович Михеев приехал в Академгородок. Мы пригласили его на встречу с членами Литературного клуба при Доме ученых.

Было морозно, дул жесткий ветер. Наверное, поэтому люди собирались неспешно. «Мартович, — негромко сказал Михеев, расхаживая на фоне огромной черной классной доски, вмонтированной в стену Малого зала. — Давай спустимся в столовую и выпьем кофе». И как в высшей степени обязательный человек, предупредил: «Если даже никто не придет, я выступлю перед тобой».

Я был не против.

Народ, к счастью, собрался.

Михеев прошелся вдоль грифельной доски, улыбнулся и, не вынимая изо рта крошечную трубку (кстати, он так ни разу ее и не раскурил), заметил: «Брехт утверждал, что детектив нужно писать весело». Это он как бы уже отвечал на мой вопрос, почему он перестал писать фантастику.

«Не хватает знаний, Мартович, — признался он. — Фантастику должны писать люди, разбирающиеся в науке. Фантастику всегда писали люди, разбиравшиеся в науке. Не знаю, как у иностранцев, а у нас так. Обручев — геолог, Ефремов — палеонтолог, Казанцев — инженер, Днепров — физик, младший из братьев Стругацких — астрофизик. Чтобы писать фантастику, надо иметь научный склад ума, а я всего лишь электрик. Я могу возиться с техникой, не более. И вообще, Мартович, мне сейчас милицейские сюжеты милей любой философии. Зачем мне продолжать писать фантастику, если свои сюжеты я уже отработал? Перед Ефремовым, Мартович, я даже робею. Это, по-моему, уже и не фантастика. Просто очень умный человек, очень знающий человек разговаривает с тобой, считая, что ты знаешь столько же, сколько он, ничуть не меньше. А я столько не знаю».

«От фантастики, Мартович, меня отпугнул Евгений Рысс. Был такой писатель. Прочитав мою книгу «Тайна белого пятна», он написал ужасную рецензию о «каких-то дурацких провалах в Восточной Сибири». Я, конечно, не слишком разбирался в геологии, но Евгений Рысс доказал мне, что я вообще дурак».

Михеев вздохнул и добавил: «А геологам моя книга почему-то нравится».

«Я ведь рос сам по себе, Мартович. В тридцатые годы работал монтером в электроцехе в Бийске, о фантастике не думал, но с удовольствием читал ее. А писал стихи и песенки. Ну, знаешь, типа «В фабкоме встретились шофер и комсомолка». А однажды на свадьбу друга я написал песню «Есть по Чуйскому тракту дорога» — про Кольку Снегирева. Почему-то эту песню сразу запели, сейчас многие считают ее народной. А тогда мне пришлось поволноваться. Городская бийская газета напечатала статью о плохом состоянии алтайских дорог, о частых авариях, о плохой дисциплине среди шоферов. Да и какой может быть дисциплина у шоферов, если они поют такие песни? — спрашивал автор статьи и приводил строки из моей песни. А на работе мне однажды крикнули: «Михеев, в особый отдел!» Я шел, Мартович, и ноги у меня дрожали. Из особого отдела куда угодно можно было пойти. И как угодно. Скажем, этапом по тому же Чуйскому. Я вошел в кабинет, снял кепку. Особист в форме долго смотрел на мои оттопыренные уши и молчал. Я тоже молчал. Я видел, Мартович, что перед особистом лежит листок с текстом моей песни. Потом особист спросил: «Твоя работа?» — «Моя». — «Послушай, — сказал особист и даже ладонью хлопнул по столу, — ты же у нас поэт, Михеев! Может, тебя учиться отправить?»

Мы посмеялись.

«Я всегда хотел писать так, чтобы моего главного героя было за что любить. Ну а как мне написать ученого, если я его не знаю? Вообще, — махнул он рукой, — мое призвание — электрик. Я, Мартович, не красуюсь. Я действительно люблю эту работу. Но, конечно, — признался он, — главное мое дело — литература. Обычно человек многое замечает, но тут же многое забывает. А литератор, найдя какую-то невероятную деталь, может сохранить ее для всех, всем ее подарить, и надолго. Вот, например, о добыче алмазов ты что знаешь?»

Я пожал плечами.

«Вот и я так же, — засмеялся Михеев. — В городе Мирный, где добывают алмазы, я спросил рабочих, перед которыми выступал: «Вот, скажем, наткнулись вы в отвалах породы на настоящий алмаз. Вы как, сразу несете его бригадиру или вызываете специальных людей?» Рабочие, Мартович, посмотрели на меня как на сумасшедшего. «Ты, дед, наверное, сбрендил, — сказал, наконец, один. — Ты, дед, наверное, слетел с нарезки». — «Это почему?» — «Да если кто-то из нас, дед, увидит алмаз, он сбежит от него подальше, да перед этим еще и прикопает его носком сапога, чтоб не видно было!» — «Да почему?» — «Да потому, что если кто-то из нас, дед, принесет начальству алмаз, такого человека сразу возьмут за задницу и спросят: а где второй?»

«А поэзия, Михаил Петрович? Вы ведь начинали со стихов и песен».
«От фантастики меня отпугнул Евгений Рысс, а от поэзии — Елизавета Константиновна Стюарт. Всё большие писатели. После моей стихотворной книжки «Лесная мастерская» Елизавета Константиновна категорически заявила, что всё то, что я пишу, не является поэзией, не может быть поэзией и никогда не будет поэзией. Поэзия требует совсем других чувств. Я думаю, Мартович, она была права. Поэт действительно не должен походить на нормального человека. А я нормальный».

«Это как?»

«Я, Мартович, тебе поясню на примере. Есть у нас в организации один поэт, я долгое время по глупости своей не считал его поэтом. Ну, сочинитель, ладно. Но почему поэт, если никто не помнит ни строчки его стихов? Но однажды, Мартович, я зашел с приятелем в одну забегаловку недалеко от писательской организации — «Русский чай». И подавали там только чай, поскольку это случилось во времена сухого закона. Когда мы вошли, я заметил, что в полупустом зале за крайним столиком сидит поэт, о котором я рассказываю. На столе перед ним лежала на тарелке отварная курочка, он неохотно ковырял ее вилкой. Увидев это, я окончательно решил, что никакой он не поэт. Так себе, сочинитель. Неважно, что под столиком поэт прятал бутылку. Подумаешь, тогда все так делали. Михаил Сергеевич или Егор Кузьмич запретили держать бутылки на столике, вот все и держали их под столиками. Мы разговаривали с приятелем, а потом я обернулся и увидел картину, которая помогла мне понять, Мартович, что я зря не считал этого поэта поэтом. — Михеев посмотрел на меня и негромко засмеялся: — Прошло каких-то минут двадцать, а у поэта все изменилось. Теперь бутылочка стояла перед ним на столике, а курочку он прятал в ногах под столиком. Отопьет глоток и ковыряется вилкой под столиком. Всего-то, как говорят шахматисты, перепутал порядок ходов, но я, Мартович, понял, что этот человек — поэт».

Позже я заглянул в книгу «Писатели о себе» (Новосибирск, 1973) и сразу наткнулся в статье Михеева на слова: «Первая книжка запомнилась надолго — как оказалось, на всю жизнь! Это был «Остров сокровищ». Потом сразу же пошли книги Джека Лондона, Фенимора Купера, Конан-Дойла и прочих авторов приключенческой классики. Мир сильных, мужественных, таких притягательных героев сразу захватил мое воображение. Я доставал эти книги всякими правдами и неправдами, и к двенадцати-тринадцати годам успел прочитать все, что смог найти у знакомых и в городских библиотеках. И когда новые книги доставать было негде, я начал придумывать приключения сам».
И написал «Вирус В-13», подумал я. И написал «Тайну белого пятна». И еще много чего мог написать в прекрасном жанре фантастики.

Но не написал. И дело тут не в научном складе мышления.

Просто в жизни каждого писателя однажды неожиданно появляется свой Евгений Рысс, своя Е. К. Стюарт...

Автор: Татьяна КОНЬЯКОВА. Источник: "Детектив нужно писать весело..."

Permalink